Большое интервью Дмитрия Сычева
— Кофе? – предложили ему.
— Только чай, но у вас вряд ли есть такой, который я пью.
— Ходите только на церемонии?
— Зачем? Их ведь можно и для себя организовывать. Главное – интересоваться, любить чай по-настоящему, ставить именно его вкус на первое место. Вот, бывает, придет кто-то в «Газгольдер», начнет рекламировать: «Это с того куста, это с другого…». А мы устраиваем тест-драйв, пробуем и понимаем – не чай это. И все полтора красивых рассказов — полная фигня, ради заработка.
— «Газгольдер» — это ведь продюсерский центр рэпера Басты.
— Да. Чайная там очень давно появилась. Я году в 2007 начал туда ходить, когда она еще была закрытой. Популярное место, откройте Инстаграм — там спортсмены, футболисты, бойцы…
— На днях у Басты был концерт.
— Я ходил. Классно было. Мы ведь дружим с Васей, встречаемся, когда есть возможность. В чайной «Газгольдера», кстати, и познакомились.
— Просто подошли к нему и сказали: «Я – Сычев»?
— Нет. Другая история. Мой товарищ работал концертным директором Басты и как-то попросил достать майку «Ливерпуля», за который болеет Вася. Проще всего это было сделать через Билялетдинова (на тот момент игравшем в ливерпульском «Эвертоне» — прим. «Чемпионат»). Динияр с женой пошли в официальный магазин, но им прямо на входе жестко обматерили: «Эй, «синий», как ты вообще посмел сюда прийти?! Убирайся». Они опешили, конечно. Пришлось отдельно отправлять жену, она все купила, отправила в Москву, я передал майку Васе – так и познакомились.
— Кто еще из «Газгольдера» близок?
— Только Вася. Остальных не очень знаю.
— Вот Скриптонит чуть ли не лидер по скачиваниям в iTunes.
— Это не так важно, далеко от меня. Мне нравится именно творчество Васи – оно душевное. И сам он очень искренний, настоящий человек.
— Треки «Басты» — про наркотики, разборки, алкоголь. Вам это близко?
— А у нас ведь страна непростая, и подобные темы многим близки. Потом, у Васи все это не пропагандируется. Он просто рассказывается реальную историю своей жизни, не стесняется ее. Это правильно.
— Почему же вы в таком случае столько лет молчали?
— Хотел побыть в тишине, устал. Мне очень важен внутренний комфорт, но в какой-то момент его не стало. Энергетика ведь бывает разной, но у нас в стране и особенно в футболе, чаще происходит негатив. И все это наслаивается, наслаивается. Знаете, когда снеговика лепят, там сначала маленький ком, потом он становится всё больше и больше. В то время я был ещё неопытным, наивным, воспринимал все остро, искренне — не знал, как с внешними раздражителями справляться.
— Каким был пик дискомфорта?
— Пик – не знаю. Долгое время тяжело было, но совсем от мира уходить не хотелось. Вы не подумайте – у меня не было подавленного состояния. Даже смешно, когда люди говорят: «Всё, конец, я в депрессии». На самом деле, выход есть, просто многие не знают, как с собой справиться. Ведь сложно ничего нет — нужно все в жизни разложить всё по полочкам, проанализировать, много читать.
— Психологию, эзотерику?
— Не совсем и не все подряд. На самом деле, обнаружил, что в нашем книжном мире слишком много хлама, разобраться в нем без посторонней помощи очень непросто. Мне помогли правильные источники из окружения и поездка в Китай. Там понял, например, что если думаешь позитивно, то притягивать будешь только хорошее. А вот агрессия сразу вызывает жизненный негатив.
— Вы смотрели недавнюю прямую линию с Владимиром Путиным?
— Слышал, да, что подростки вопросы задавали.
— Там встал парень, представился хоккеистом сборной и спросил, как президенту удается справляться с агрессией. Путин ответил, что научился сдерживать себя и считает это большим преимуществом в отношениях с людьми. А проявление агрессии назвал слабостью.
— И я об этом. Как раз вот прочитал одну книгу, называется «Психология агрессии». Суть в том, что как только ты начинаешь быть агрессивным, сразу возникает раздражение. Как только ты попадаешь в этот транслятор агрессии, начинает ухудшаться настроение, всё идет наперекосяк. Давно понял, что карма – это бумеранг. Агрессивное и злое всегда прилетает обратно.
— Последний случай, когда вы не сдержались.
— Недавно было. Ехал на тренировку в потоке, никому не мешал, но особо наглый товарищ меня резко подрезал. Несколько лет назад я бы его догнал и отомстил, но тут подумал: «Нет, просто отпусти». Но следом в голову пришла другая мысль: «Я-то его «простил», но понимает ли этот человек, что сделал плохо»? В общем, захотелось провести эксперимент: как он отреагирует, если я подрежу его точно также, но как бы «случайно». В общем, догнал выбрал момент, включил поворотник — и оп… Человек сразу же открыл окно, начал кричать, в «шашки» на дороге играть. В одном месте мы поравнялись, я тоже открыл окно и спросил: «Вот тебе приятно было? Нет? Но ведь ты так же сделал». Мужик затылок почесал, успокоился, остыл — видимо, до него что-то дошло.
— У вас на запястье завязана веревочка. Это что-то с футболом связанное?
— К футболу она вряд ли имеет какое-то отношение. Просто в один момент, когда перестал забивать за «Локо», люди начали контролировать каждый промах, каждое мое действие. Всё вокруг давило — болельщики, пресса, команда, руководство. Нашлись люди, которые объяснили, что проблемы лежат немного в иной области, нежели реальная жизнь. Я покопался в этом, пообщался с одним тибетским ламой, получил ответы.
— Ездили к нему?
— В Тибете ещё не бывал. Собираюсь только, но духовно это непростой путь. В Китай – это я могу себе позволить, но к Тибету нужно серьезно готовиться. А что касается ламы — тогда мне повезло, он приехал в Москву на два дня.
— В чем он нашел причину?
— Что люди, которые желали мне плохого, сделали своё дело очень хорошо. Поэтому и попала на меня такая хорошая порция…
— Проклятия?
— Называйте, как хотите. Я не знаю, как правильно. У нас был переводчик, он называл это какими-то другими вещами.
— Долго общались?
— Хватило получаса. Он из другой материи, как мне кажется, и решает такие вопросы каждодневно. Через ламу шла какая-то нереальная энергетика. Чувствовали ведь, что бывают люди, от которых аурой бьет как током. Бывает такая, от которой тебе некомфортно: вроде хороший человек, а тебя прям потрясывает от негатива какого-то. Но в тот раз аура была мощная, но в то же время спокойная – это хорошо.
— Это лама вам посоветовал носить веревочку?
— Да, он сам ее завязал её и сказал не снимать. Много лет прошло, она на мне. Определенные ситуации в тот момент я переборол.
— Сколько это стоило?
— Не помню. Мне через переводчика сказали: «Сколько оставишь — столько и оставишь». В ином случае это уже был бы «бизнес-проект».
— Вы сказали, что уже готовы к Китаю. Почему?
— Притяжение к Китаю началось как раз с «Газгольдера», где мы начинали пить чай. Знаете, в той чайной у меня было ощущение удивительного мира, где нет никаких проблем, где тебя принимают таким, какой ты есть. Чувствуешь, что это место силы. Аура хорошая, люди только свои. Бывало, что некоторые персонажи приходили, много говорили, гнули пальцы, но уже через полчаса понимали, что с ними просто никто не будет общаться. Они ощущали себя не в своей тарелке и больше не появлялись. А те, кто, наоборот, молчал, чуть выпивали чая, раскрывались и начинали рассказывать что-то важное, интересное. Становилось душевно. С тех пор захотелось узнать побольше о чае, Китае, философии. Я много книжек прочитал, а потом и поехал туда.
— Что поразило?
— Восприятие мира. У них другая матрица. Вот есть iPhone, а есть Android. Тот, кто пользовался одной системой, сразу не поймет, как функционирует другая. Русский проводник-переводчик водил нас по закрытым местам на юге страны, в заповедник, где расположились даосские храмы, буддийские. Мы разговаривали со всеми мудрецами, с настоятелями. Кто хотел, делал поклонение. Нам объяснили: «Ваша философия заключается в том, что русским нужен результат, вы всегда ставите какие-то цели». А в Китае главное – путь. Вот наша необходимость в достижении цели подразумевает под собой нервные ситуации. Если что-то не получилось — начинаешь срываться и теряться, искать куда себя приткнуть, лишь бы что-то доказать. А в Китае чёткое понимание: если работаешь в поле и выращиваешь овощи, то это твой, интересный путь, процесс, в котором ты находишь смысл, радость. Я неделю переваривал ту информацию — это космос полнейший.
— Они и к смерти по-другому относятся.
— Да. Для них это, грубо говоря, одно из звеньев цепи, но не конец – наоборот, путь в лучший из миров. Хотя есть во многих религиях. Мне было интересно, я много перечитал еще во время футбольной карьеры. Где путешествовал – везде старался узнавать нюансы. Та же Индонезия – это ислам, индуизм, много всего интересного. Когда начинаешь изучать, то понимаешь, почему одни люди так делают, почему эдак, какие у них вопросы, от чего какие-то исторические события случались.
— Вы стали буддистом?
— Нет. Это все для образования. Я православный. Постоянно хожу в церковь, у нас она есть рядом с дачей, в Подмосковье.
— Ваша матрица – это русская цель или китайский путь?
— Я в принципе остаюсь русским и отождествляю только со своей родиной. Цель – да… но вот тезис про путь очень близок. По крайней мере, он даёт понимание и спокойствие, что в этом можно быть уверенным.
— Из-за чего конкретно вы все-таки переживали?
— Из-за постоянного давления. Вот забиваю 12 голов за сезон, а мне говорят: «Как-то мало, что это такое?». Есть люди, которые постоянно пишут плохое, не знаю, как это на сленге…
— Хейтеры?
— Точно. Мы просто сейчас с товарищем пишем книжку для детей про образование, русский язык. Специально, чтобы дети учились разговаривать на нашем, родном, а не этими вот фразами: «расшерить»… Ухо режет. Хотим дать детям и их родителям правильное понимание.
— И все-таки, что по-футбольному вас смущало?
— Что я стал самым негативным человеком из «Локомотива». Игроком, который должен был забивать, а он вдруг не забивает.
— Тогда разные версии ходили. Например, что виновата травма колена в августе 2005-го, после которой вы вернулись якобы раскачанным и потеряли скорость.
— Да все это бред. Никаким никаким раскачанным я не вернулся. Просто на тот момент у нас в России не были развиты определенные методики лечения, после которых резкость чуть-чуть была потеряна.
— Сейчас Зобнин из «Спартака» на второй день после операции ходит без палочки.
— А я в Штуттгарте первые две недели вообще лежал без движения и только через два месяца начал какие-то упражнения в бассейне. Нет, в Германии работают профессионалы – просто, видимо, технология такая была. Дело не в травме, повторю, проблемы были в другом.
— Правда, что вы опоздали на первую встречу со Смородской?
— Там получилась некрасивая ситуация. У нас была тяжёлая часть сезона до декабря. Естественно, устали, уже купили себе билеты в отпуск — имеем же право за сезон отдыхать 2-2,5 недели. Но в 20-х числах декабря внезапно раздался звонок: «У нас новый тренер. Красножан хочет познакомиться с русскими игроками и вызвать их на ознакомительный сбор».
Я-то ничего против не имею, но вы тогда вызовите всех – и иностранцев тоже. А в клубе говорят: «Легионеры не приедут, потому что им надо дома побыть подольше и вообще у них канун Рождества. Ответил: «А мы русские, значит, обязаны? Если у нас одна команда, то и правила должны быть общими». В итоге не поехал.
— Смородская разозлилась?
— Очень: меня оштрафовали, на трансфер выставили. Ольга Юрьевна сказала – вот тебе три дня, выбирай любой клуб, мы за тебя никакие деньги не будем требовать.
— Из-за того случая она потом вас…
— Не-е-т. Наоборот произошло сближение. Она приезжала на сборы, и мы каждый вечер сидели в комнате, душевно говорили о футболе, жизненных нюансах. У нас были идеальные отношения: не «президент – игрок», а «человек – человек».
— Только через пару лет она за вас решила, что Сычёв закончил карьеру.
— Ну вот когда рухнул карточный домик в отношениях, я уже ничему не удивлялся. Я вообще плохому давно не поражаюсь. А вот хорошему удивляюсь. Ольге Юрьевне желаю только здоровья. Честно, искренне и от души. Она помогла мне понять, насколько я люблю футбол и «Локомотив». У меня ведь тогда и близкие, и родители негодовали, когда она сказала, что я закончил. Но нужно уметь прощать, милосердия очень мало у нас в жизни. И если ты первый не будешь этого делать, то никто не будет.
— Как вообще происходило то отречение от футбола?
— Я проснулся утром, и на меня обрушился шквал неотвеченных звонков. Открываю «Чемпионат» — там написано: «Сычёв завершил карьеру». Я тут тренируюсь каждый день, играю в товарищеских матчах, а тут такое… Не знаю, может, я спросонья был, но дал волю эмоциям. Меня это очень сильно задело: «Ну как так?!» Впрочем, я не жалею об тех простых словах, хотя они и стоили мне очень больших денег.
— Сколько нулей было в сумме?
— Шесть.
— Это был подвох со стороны клуба?
— Думаю, да. Подстава. Разве президент клуба может решить за игрока, закончил он карьеру или нет? Не может. Но я никак не мог за себя постоять, потому что не имел права давать интервью. В контракте разные штрафные санкции прописаны, так что можно придраться, если очень захотеть.
— Со стороны было непохоже, что Сычев действительно хочет остаться в футболе?
— А на что было похоже?
— Что вы отдыхаете на Бали, катаетесь на серфе и просто хотите получить от «Локомотива» все деньги.
— Это неправда. Я не серфер, им никогда не был и не хотел становиться. В отпуске иногда катался – и все. Всегда думал только о футболе, очень хотел играть. И потом, с какого перепуга, я должен был разрывать контракт? Из-за того, что не вхожу в чьи-то планы? Что руководство во мне не заинтересовано? Мы с Лоськовым пахали больше всех на тренировках, хоть нас и чехлили. У кого угодно спросите, вам скажу, что мы работали на 200 процентов. Но шанса не давали, это была акция, директива. Выпустили только один раз на матч с «Армавиром» в Кубке. Если бы мы больше не интересовались футболом и валяли дурака, то матч провалили бы, но ведь вышли и все показали (Сычёв сделал дубль, «Локо» выиграл 3:0 — прим. «Чемпионата»). Им нечего было сказать после этого.
— Почему вас мариновали?
— Потому что было чёткое партийное задание. Не знаю точных причин. Самое непонятное и удивительное, когда в последнем матче сезона не выпустили Лоськова, чтобы он стал рекордсменом клуба… Вот это был, конечно, верх. Билич еще сказал: «А я не знал». Вы вот верите в это?
— Верим, что от вас хотели избавиться.
— Так и было. Как-то просто сказали на сборе: «Тебя тут не видят. Чтобы не терять форму, езжай в минское «Динамо». Еще полгода хочешь потерять?» — «Нет, — сказал, — хочу играть». Действовал по ситуации.
— Сейчас вы переходите в «Казанку». Это тоже от любви к футболу или простая благотворительность?
— Только футбол. Мне всего 33 года, остались и амбиции, и силы. Верю, что смогу вернуться в «Локо». Если всё пойдет как должно, никаких препятствий не будет. У меня были очень непростые два года. Если мы говорили об операции, то в последнее время я работал с людьми, которые вернули мне и прежнюю резкость, и ту же взрывную скорость.
— Юрий Сёмин уже сказал, что ждёт вас.
— Вот после таких слов хочется ещё больше работать. Посмотрим. Я выпал из прессы, только мои близкие видели, как пахал эти два года.
— Мы опять думали, что вы просто серфили где-то Бали и тратили заработанные деньги.
— Нет, я пахал. Даже если брать сёрфинг – утром сёрф, а днём — в зале. Даже на Бали у меня бывало по три тренировки в день. Уход из «Локомотива» и футбола очень сильно ударил психологии, по моральным вещам – я хочу вернуться, делаю все для этого. Нужно доказать себе, всем…
— В «Казанке» вас с радостью приняли болельщики. С ними ведь проблем никогда не было.
— У нас же разные группировки. Давили же все-таки больше в прессе, в Интернете. Вернёмся к тем же хейтерам. Я вдруг понял, что люди у нас будто стесняются говорить о хорошем. Негатив изливают все, потому что это основа. А вот позитив, даже если они и думают о нём – оставляют себя. Не напишут же «ай, круто». Но это во многом связано с ситуацией в стране: какая ситуация, какая образованность – такие и комментарии, такой и футбол.
— Разве про вас писали неправду?
— Конечно. Меня не раз обманывали люди из той же прессы, например. Говоришь одно – пишут другое, вырывают из контекста.
— Из разряда аршавинских: «Ваши ожидания – ваши проблемы»?
— В случае с Андреем была конкретная подстава от депутата. Жаль, что камеры наблюдения не пишут звук – люди бы поняли, что Аршавин не виноват. А теперь какой смысл говорить? В целом же, если смотреть на мою футбольную историю, то я получился положительным героем. Не считая истории со «Спартаком», конечно. Но и там люди всей истории не знают.
— Объясните все, наконец.
— Вот эту тему не хочу теребить. Она очень личная, до сих пор болит. Что я тогда понимал, 18 лет парню…
– Романцев, наверное, уговаривал парня остаться.
– Увы, Олег Иванович тогда мало что решал. Если бы все от именно от него зависело, то никуда бы я, конечно, не ушел. Мое искреннее желание было остаться в «Спартаке». Никуда не хотел уходить. Никуда. Говорю вам как на духу. Представляете, какое у меня было состояние: играю в «Спартаке», только что на ЧМ-2002 съездил. Это ведь чудо.
– Самая распространенная версия: ваш отец хотел как можно больше заработать, верил агентам, влиял на вас.
– Он меня не влиял — только защищал. Это со стороны клуба началась травля, угрозы — любой отец на его месте поступил бы так же. Я ведь уже тогда, на заработанные, купил родителям квартиру в центре Омска. Им больше ничего не нужно было, у нас в семье никогда не стоял вопрос материальных ценностей. Люди говорили и писали о нас всякое – выставили всю семью рвачами.
– В той ситуации ваша сторона, люди, которые с вами работали, запросила определенную зарплату у «Спартака».
– Да не запрашивали… Я, честно говоря, сам точно не знаю. Меня начали так жестко третировать, что стало страшно за свою жизнь.
– Со стороны руководства клуба?
– Да. Методы у них были такие. Непростой момент. Те, кто за меня встал, не хотели моего ухода из «Спартака». Говорили: «Он остается, правами владеем пополам, он играет дальше». Это такой бизнес подход, не знаю. У них не было первой задачи забрать меня из «Спартака», была задача защитить. Отец сам не мог пойти против руководства клуба, которое хотело переподписать меня.
– На невыгодных условиях.
– Кабальных. Это я сейчас сам понимаю, а тогда просто хотел играть в клубе. Но началось: ты – наш, нет, ты – наш. Как может 18-летний мальчик противостоять таким людям? Сейчас другое время, другие рычаги, а тогда было страшно.
– Вас ведь прятали в больнице с травмой голеностопа и вегетососудистой дистонией?
– Да, у меня даже какой-то нервный срыв обнаружили. Все зафиксировали, провели обследование. Я же говорю, тяжело было. Но в итоге стороны сели и договорились между собой. То есть, расторгли контракт общим решением. Еще раз говорю: сам я ничего не понимал, просто хотел играть, было страшно и тяжело, потом еще началась травля в СМИ.
— Помните заголовки и карикатуры: «Сыч и долларовые купюры».
— Кому-то было выгодно все так подать, кто-то не мог пережить наш уход, воздействовали на прессу. А болельщики читали и не могли простить. Бывает, общаюсь со спартаковскими фанатами, довожу до них как все было на самом деле. У меня много хороших знакомых, они всё понимают. Я же никому ничего плохого не сделал, никого не предавал. Предательство – это нож в спину. А с моей стороны была самооборона. Адекватные люди все понимают.
— Эти – да. Но на трибунах в каждом матче вас вспоминали песней. Извините: «Сычев – гондон».
— Я не обижаюсь, хотя сначала, конечно, были реваншистские настроения. Первые несколько лет — точно. Успокоился, когда помудрее стал. Была смешная ситуация в «Волге»: один раз играли со «Спартаком», ну и, естественно, пришло много красно-белых болельщиков. Они кричали как всегда. После матча выезжаем со стадиона с товарищем на машине, стёкла прозрачные, возможности выехать на Большую Черкизовскую нет, машины еле плетутся. А тут прямо по тротуару, как назло, идут человек 50 фанатов — и как начали заряжать – вот это все. Естественно, я весь покраснел, неприятно было. Один здоровый качок, килограмм 100, подбегает к окну. Думаю — ну сейчас что-то будет… Опускаю стекло. Ну, либо получить, либо… А он такой: «Димон, братан, ну ты же не обижаешься? Мы же любя». И я – фух, выдохнул. Смешная история, но это характеризует отношение фанатов ко мне, а мое — к ним. У меня никаких обид нет. Понимаю, почему все так происходило, почему такая реакция. На самом деле, могу лишь выразить болельщикам «Спартака» благодарность и уважение. Это как первая любовь, она не забывается.
— Романцев-то вас понял?
– Я не знаю, мы тогда не общались. На матчах он не появлялся, только разве что в Красноярске на рыбалке… Я передавал ему привет и пожелания через спартаковских начальников. Для меня он особенный человек.
– Потому что дал шанс?
– Нет. Он просто особенный, привил многое. Я ведь пришел в команду сухой совсем и лишь впитывал как губка. Смотришь на мастеров: как Титов делает пасы, как Калиниченко кладет штрафные, как Ананко и Ковтун отбирают мячи — сразу стремишься им соответствовать. Спартаку» я правда до конца жизни обязан. Это была настоящая сказка.
– После ухода из «Спартака» болели за команду?
– Конечно, но там такой бардак начался.
– Этому вы не удивились?
– Не удивился. Когда пришло то руководство, началась печальная история.
— Был ли вариант вернуться после новой смены руководства?
— Я хотел, разговоры были, но Федун был категорически против.
— Ваш путь в «Спартак» ведь из Петербурга начался.
— В 14 лет приехал из Омска в Питер. Жили с Кержаковым в одной комнате. Правда, тренировались в разных командах. Я со «Сменой», Саня – со своим «Зенитом». Я с поля, считайте, не выходил, даже в центр города не выбирался. После 15 лет привлекли к работе с дублем «Зенита», а потом Виталий Мутко, будучи президентом «Зенита», сказал: «Вот тебе контракт на пять лет. Шансов на попадание в основу нет, но пока в дубле поваришься».
— Каким тогда был Мутко?
— Да я к нему шел как электрический стул! Мы все на «Зенит» ходили, видели себя там, надеялись. Но тогда отказались — пять лет контракта, перспектив особо никаких, вариться в дубле нет смысла. Решили с родителями, что пора играть в мужской футбол. Уехали в Тамбов и не прогадали.
— С мужиками ведь жестко, да?
— Ага, сразу получил подзатыльник. В одном из матчей выпустили на фланг, я открывался по флангу, но опытный партнер сразу не отдал не отдал, и я тормознул. Хотя на самом деле паузу выждал и сделал для меня пас на выход 1 в 1, на который я уже не успел. И подошел тогда ко мне этот мужик, как дал подзатыльник: «Мальчик! Мы тут в футбол играем, деньги зарабатываем для своих семей. Так что говорю «беги» — значит беги!» И тут у меня как будто тумблер включился. Всё детство разом ушло. Но это хорошая школа, я до сих пор с ребятами общаюсь.
— Где сейчас тот мужик?
— Да это Сергей Машнин, он сейчас тренером работает в липецком «Металлурге». Так что очень важно, чтобы ребята, которые будут играть со мной в «Казанке», получили подобный опыт. Профессиональный футбол даёт больший прогресс, нежели дубль. Я на двести процентов уверен в этом. Ни секунды не пожалел, что пошёл в Тамбов.
— Что купили себе на первые премиальные?
— Поехал на «Улицу 1905 года» в «Олимп», купил себе бутсы. Nike, белые, счастлив был! А на «Горбушке» взял телефон. Последние 11 тысяч отдал за Sony с открывающейся крышкой и колёсиком, чтобы в «рыбалку» можно было играть. Крутишь колёсико и спускаешь крючок, где на экране рыба плавает…
— Из Тамбова вы поехали в Донецк?
— Нас возили не только в Донецк – еще в «Метц» и «Нант» на просмотр. Но во Франции не получилось. В «Метце» понравились вроде, но потом поехали в «Нант», где были лучше условия – там не подошли. В общем, я толком сам ничего не понял – вернулись обратно.
— В «Шахтере» у вас была дикая история с печеночным диагнозом.
— Провёл сборы с «Шахтёром-3», мне дали отличные рекомендации, коллектив был хороший, база, почти подписывали контракт. Была– это полное счастье, dreams come true. Осталось подписать контракт, но на УЗИ показалось, что врач был не в себе. Он сказал, что у меня печень чуть ли не в три раза увеличена. И все, переход срывается, полное опустошение. Помню, когда ехал в Москву на дополнительно обследование, посещали плохие мысли, особенно на фоне юношеского максимализма. Но там сказали – у вас все хорошо. Стало еще обиднее.
— Вы говорите, что врач был не в себе. Это было заметно?
— Не хочу обижать человека, но да, вел он себя странно. Уже когда я подписал контракт со «Спартаком» на Кубке содружества, этого специалиста из «Шахтера» уволили, опомнились.
— Вы ведь приезжали в «Спартак» три раза.
– Да — в 16, 17 и 18 лет. Сначала пробовался в дубль при Морозове и Родионове. Тогда со мной были Торбинский, Погребняк и другие. Сказали, что не подхожу. Потом знал, что приедут меня просматривать на матч с «Витязем». Настраивался на игру — и перегорел. У нас еще на 10-й минуте сломали основного вратаря, а второй был неопытный. Он вышел при 0:1 и сразу началось — бум, бум – и 0:4 после первого тайма. В перерыве меня заменили, и мечты о «Спартаке» ушли далеко.
В третий раз мы зимой приехали на стадион «Алмаз», поварились с дублем, и тут агент говорит: «Я договорился, ты едешь в Турцию. Там как раз много молодых берут. Пойдешь прицепом. Собирай вещи». А я приезжаю на первую тренировку в Тарасовку, сижу на диване… Какое там сижу. В углу стою. Помню, те ощущения. Боялся глаза поднять! Проходят Титов, Бесчастных и остальные – трясло до дрожи! Хорошо, что были и молодые, было с кем пообщаться.
– Как вас приняли?
– Какое там приняли. Там половину игроков никто не знал. На сбор едет первая команда и еще 15-16 молодых. Романцев занимался с основной, а мы – с Грозным. Постепенно народ отсеивался. Кто выглядел поинтереснее – оставались. Каждая тренировка была как в последний раз. Повезло, что без травм прошло. А дальше уже был Кубок содружества – вы все знаете. Это сейчас для меня то время выглядит чудом, а тогда все спокойно принимал, как должное.
— И голы в первых официальных матчах?
— Неа. Когда ты – юноша, то нет никаких забот и живешь искренними эмоциями. Никакой багаж не тяготит.
— Зато партнеров 18-летний конкурент может смущать. Вас ведь Бесчастных жестко травил.
– Да, прямо душил на поле: «Отдай пас! Ты че делаешь!? Не надо обыгрывать!!» Тяжело приходилось. Я как мог справлялся.
– Чувствовалась ревность, что молодой парень забивает?
– Не знаю, откуда это шло, но было тяжело, жестко, хотя в один момент все резко прекратилось, словно по щелчку пальцев.
– Может Романцев потребовал?
– Нет, он в эти дела не лез. С тех пор мы хорошо общаемся. Обнимаемся при встрече как друзья. Это просто было воспитание. Говорю же – было счастьем играть с такими партнерами, которые и сделали из меня футболиста.
– Многие помнят вашу майку: «Кто мы? Мясо!» Как и почему ее сделали?
— Это вообще не было заискиванием, я даже не собирался майку демонстрировать. Кто-то изготовил, и она базе в числе прочих, которые мы мы просто поддевали под форму. Но в матче с «Зенитом» («Спартак» выиграл 4:3, а Сычев забил решающий мяч – прим. «Чемпионата») случился такой эмоциональный момент! До сих пор одна из самых памятных игр. Нереальные впечатления, очень ярко! На уровне Россия – Голландия.
– В 2002-м с вами случилась еще одна памятная история на «Горбушке».
– Мне позвонили якобы сотрудники РФС. Попросили встретиться и передать какие-то документы. Договорились пересечься на «Горбушке» – мне с Данишевским там что-то нужно было. Я еще спросил: «Вам удобно?» Они такие: «Конечно-конечно». Но на встречу никто не пришел. А потом как в голливудских фильмах. За нами следил один и тот же человек с фотоаппаратом. Мы его видели везде: и на входе, и на эскалаторе, и в вагоне метро. Все это выглядело странно и закончилось, когда мы на вокзале сели на электричку.
– А на следующий день в интернете появились фотографии, как вы ходите по «Горбушке» с Данишевским и выбираете кассеты с якобы интимным видео?
– С интимным? На старой «Горбушке» таких вещей не было. Они продавались только в палаточных магазинах у вокзала.
– Закрывая тему «Спартака»: вспоминаете ли вы что-то особенное из диалогов с Романцевым?
– Он не склонен много общаться с футболистами.
– Бесед 1 на 1 не было?
– Был случай, когда я один-два матча не забивал. Мы уступили ЦСКА со счетом 0:3. Романцев вызвал меня в кабинет. Все было понятно по взгляду. Он посмотрел так: что я понял: «Ты выйдешь на следующий матч забьешь, сколько скажут, лишь бы этот взгляд больше не видеть».
– Экс-спортивный директор «Спартака» Александр Шикунов говорил нам в интервью: «Сычев тогда не перешел бы в другой российский клуб».
– Получается так. Мне сказали: «Вот, Марсель будет». Ну хорошо. Марсель — так Марсель. У меня уже наступила апатия. Травля, негатив – куча людей сразу накинулись. Хотелось просто играть в футбол.
– Уникальная ситуация для русского футбола: наш молодой футболист оказывается в Европе, и…
— И нормально. Бытовые вещи мне были не интересны, хотя жить и приходилось вне города. Просто в Марселе такой культ футбола, что невозможно в магазин сходить – тебя везде узнают.
— То есть, ни с языком, ни с адаптацией проблем не было.
— Были интересные нюансы. Например, захожу в раздевалку, а со мной никто не разговаривает. Вроде в школе английский был на пятерку, знал его неплохо, но спрашивают – и никто не отвечает. Хотя по-английски народ говорил. Лебёф, например, в «Челси» играл и на 200% понимал меня.
— Решили воспитать молодого русского?
— Ага. Через какое-то время выучил французский и на одном из ужинов спросил: «Что же вы, гады такие, со мной не разговаривали на английском?» Отвечают: «А что нам с тобой по-английски говорить? Вот выучил французский – все, вопросов нет, мы тебя принимаем». Начали уважать. Может быть, это снобизм и высокомерие, но на мой взгляд все правильно. В России также должно быть. Легионеры обязаны выучить наш язык, понять устои, ценности. Конечно, без отрыва от своих корней, но уважение должно присутствовать. А у нас иностранцев опекают словно детей.
– До сих пор французский помните?
– Свободно говорю. Сейчас снимался в фильме «Тренер» у Данилы Козловского. Был одновременно и актером, и консультантом, и переводчиком. У нас ведь три африканца, которые не знали английского. Подружились с ними, до сих пор общаемся.
– Если отбросить жестокое расставание со «Спартаком» и вообще все обстоятельства, то переход в «Марсель» — это ведь большая удача для молодого русского парня.
– У каждого свой путь. Это философия, о которой мы говорили. И пусть этот путь не обязательно должен оказаться сказкой — главное, чтобы это был именно твой путь. Кто-то говорит, мол, я не раскрылся, но они не знают реалий, причин, возможностей.
– Вы ведь в «Марселе» почти сразу заиграли.
– Половину сезона у нас был идеальный состав, заняли третье место – все круто. Я выходил сначала на замену, потом в основе, забивал мячи. Но когда вышли в Лигу чемпионов, то клуб решил усилиться. Подписали 12 человек, заплатили большие деньги. Я уже выходил через матч – то в основе, то на замену.
– Дрогба ведь именно тогда взяли.
– Он еще не был таким известным, хотя залетало у него все и в каждом каждом матче. Хоть от коленки, хоть от плеча. Такой думаешь: «Блин, вот это да, ну как ему везет». Зависти не было, конечно, Дидье и работал прилично.
– Как без зависти и конфликтов, если это конкуренция?
– Да что вы, какая зависть… Хотя, стоп. Помню, конфликтный случай был. У нас случилась серия из трех поражений. Ничего криминального – матчи никто не сдавал. Просто то пропускали на последней минуте, то пенальти в наши ворота ставили. И вот однажды на выезде тренер предложил каждому высказать, в чем проблемы команды. Мы сели за круглый стол ужинать, игроки по очереди вставали и довольно уныло что-то описывали. Вроде и по существу, но не переходя на личности. Дошло дело до Дрогба, а он встает и заявляет: «У нас три слабых звена!» И показывает на двух своих друзей и меня. «Они не выкладываются, а он голы не может забить». Два темнокожих парня как на него погнали: «Ты че? Что такое несешь»?
– А вы?
– Было неприятно. Все один хлеб едим, а он на персоналии перешел.
– После этого с Дрогба общались иначе?
– Да он на следующий день пришел, будто ничего не говорил. Через неделю у меня был день рождения, приехала мама, привезла блинчики с икрой – я их в раздевалке поставил. Дрогба нахватал больше всех, а потом ко мне подошел: «Братан, твоя мама может завтра сделать такие же специально для меня»?
– Дрогба в одном из интервью рассказывал, что вы ему привозили икру из России.
– Да, с блинчиками. Он мне потом еще привет передавал через Смертина. Для него все было нормально, а меня вот резануло. «Какие блинчики, если неделю назад ты такое говорил?». Не знаю, конфликт это был или нет. Но если в России такие претензии предъявляют, значит, на это есть очень веские основания.
– Была возможность остаться в Европе?
– Конечно, я оставался на хорошем счету. Меня все спрашивали: «Зачем ты уходишь?» Но я сильно заскучал по дому и тут как раз появился вариант с «Локомотивом». Сёмин с Филатовым приезжали. Сложные переговоры были, но все решили быстро еще и потому, что новый тренер Жозе Аниго конкретно сказал, что на меня и пару других игроков не рассчитывает. Я поблагодарил за честность и позвонил агенту, при этом продолжая играть матчи.
Получилось так, что договоренность, по сути, было достигнута до матча с «Лансом», который становился последним.
Для Аниго это была первая домашняя игра при своих болельщиках. Пришло 60 тысяч. Дрогба забивает 2, но соперник сравнивает, уже все идет к ничьей. Меня выпускают, на 87-й минуте назначается штрафной метрах в 20 от ворот. Удар — мяч застревает в куче и отлетает ко мне. Я разворачиваюсь и, чуть ли не падая, мяч в ворота заношу. 3:2! Все беснуются, куча мала. Я к тренеру подхожу: «Коуч, это для тебя!». Ну у человека ведь первый матч, я поздравил Аниго без лишнего умысла.
А он на радостях так воспрял, что понёсся сразу к президенту: «Не отдавайте Сычева». Президент говорит: «Жозе, прости, но мы его уже продали. Ты же сам сказал, что он тебе не нужен». Мне это потом переводчик рассказал, было смешно!
— Зато в «Локомотиве» получился удачный период.
— Да, но я ещё тогда знал, что это семья, настоящий дом. Но советовался перед трансфером, был уже более-менее взрослым мальчиком.
— Вы в этом доме вместе с Динияром Билялетдиновым стали чуть ли не главными лицами, которые притягивали болельщиков. И болельщиц.
— Уверен, мы могли дать клубу даже больше в плане общения с публикой – демонстрацию развития личности, правильного поведения.
— В этом смысле к вам с Билялетдиновым никогда особых вопросов не было, особенно если сравнивать с тем же Кокориным, который постоянно попадает в истории.
— Это вообще другой момент. Сейчас иной раз слушаешь интервью футболистов… Вопрос образования стоит очень остро. К сожалению, не все могут даже правильно мысль свою выразить. А слушать «чё», «когда», «вот это» зрителям, наверное, не всегда приятно. Во Франции, кстати, пресса приходила чуть ли не в раздевалку. И ты не можешь отказаться, журналист просто садится за стол. И ты должен быть готов, потому что влияние прессы на результат команды очень серьезное.
— Вы для этого в МГУ поступили?
— Да, втихаря, без шумихи. ВУЗ шёл на уступки. Я приходил на несколько пар, потом ехал на тренировку, экзамены тоже так сдавал. Но все честно, были важны именно знания.
— Не корочка?
— Нет. Хотелось именно развиваться. Вот все на сборах играют в PlayStation, а мне это было неинтересно. Даже лет в 19 хотелось что-то почитать, язык выучить. Вот когда Коусейру пришел, я слушал интонацию и понимал, что Эдгарас Янкаускас переводит нам не всё и немного не то. Получается, до игроков доходит немножко искажённый смысл тренерских рекомендаций. Начал разговаривать с португальцами из штаба, выучил базу, а потом, практикуясь, спокойненько вышел на разговорный, начал понимать Жозе напрямую — совсем другое дело!
— Правильно понимаем, что вопросы познания возникали после эмоционального взрыва в «Спартаке» и переезда во Францию?
— Да, я чувствовал стремление к развитию. Причем, как в футбольном плане, так и в моральном, душевном. То же понимание, что нужно общаться с прессой, пришло не сразу. Никто не объяснил вовремя. А если бы объяснили, рассказали для чего это надо, то многое было бы по-другому… Мне стыдно за то, что я не давал интервью. Действовал по настроению: будет оно – остановлюсь перед журналистами, буду не в духе – пройду мимо. Неправильно позволять себе такие вещи. Потому что если мы хотим развивать футбол, нужно обязательно создать прямую линию между болельщиком и игроком. Никто, кроме прессы, в этом не поможет. Журналисты расширяют кругозор болельщика, благодаря им он начинает больше узнавать, больше понимать. Таким образом, СМИ заставляют футболиста чувствовать ответственность перед поколением, а не жить в своём мирке. Так что сейчас через вашу редакцию прошу прощения у всех за те времена. Сами понимаете, организация футбола и всего, что вокруг него, в нашей стране была на низком уровне. Преобладало советское воспитание, которое приказывало максимально закрываться. Раз скажешь что-то, а потом тебе в клубе начнут говорить: «Что ты там рассказываешь? Просто играй в футбол».
— Пусть это будет прощеным интервью: мы тоже перед вами за что-то извиняемся. Только это мало что меняет – в футболе ведь вряд ли что-то изменилось.
— У меня своё мнение на этот счёт, и оно может вызвать много негативных откликов. Не хочется кого учить, в руководстве нашего футбола много людей, которые старше меня. Скажут: «Куда он лезет, молодой».
— Ну вот опять. То есть, молодые должны молчать, а старшее может делать все, что захочет.
— Старшее поколение не учили быть гибким. У него была четкая советская философия, которой следовали, не оглядываясь. Все другое считали неверным. В итоге, в какой-то момент просто перестали брать лучшее, что происходило в мире. Например, у нас была потрясающая футбольная школа, но в какой-то момент будто нажали стоп-кран.
— Нынешняя молодежь – она какая?
— Как минимум более гибкая, но она вне процесса. Я вообще считаю, что наш футбол неразрывно связан с ситуацией в стране. Какой уровень жизни, экономики, образования – такой и футбол. Нельзя судить об уровне по пяти московским клубам. Мы должны смотреть на всю инфраструктура, начиная с провинциальных клубов, детских школ: какое футбольное поле, как обстоят дела с экипировкой, готовы ли тренеры воспитывать игроков, о чём у них голова болит.
— Но во времена вашего детства система работала.
— Мне повезло. У нас в Омске было две детских футбольных школы, чемпионат города. Грех жаловаться, нас заразили футболом. Детей не пичкали тактикой, следили за техникой — в отличие от того, что происходит сейчас, когда ребята ещё не полюбили футбол, чтобы сделать его своим образом жизни, но от них уже требуют результат. И на тренера давят, ведь на его место претендуют несколько человек. Это было счастливое время.
— Вы ведь и хоккеем занимались.
— Представьте себе, меня не взяли. Хоккей-то захватывал, там ведь еще и экипировку давали. Она была не новая, но всё равно приятно – дали щитки, нагрудник. А потом раз пропустил тренировку, два – форму и забрали. Маленький был сам по себе, плюс, гены сказались – все-таки папа футболист.
— У вас было тяжелое детство.
— Нет, хоть и жил в бедной семье. Да, отец играл в футбол, но на нашем материальном положении это не особо отражалось. Жили втроём в обычной однокомнатной квартире. Зимой питались тем, что вырастили летом: а это картошка в основном. Всем семьям давали участок поля, который возделывали. И мы четко выбирались на четыре приезда: посадка, прополка, окучивание и сбор. Руки до сих пор помнят! Хотелось остаться дома, поиграть в футбол или погулять с ребятами, а ты садишься в машину и едешь возделывать эти 10 гектаров.
— Не сбегали?
— Куда там! Уровень ответственности большой. Воспитание заложили такое: ответственность за свои слова и поступки нужно нести с детства. Хулиганом я не был, не гулял особо.
— Когда в последний раз бывали в Омске?
— В прошлом году ездил на сборы туда, работал, тренировался. Там осталось очень много хороших специалистов. И еще: хоть и перевез всю семью в Москву, но прописку не меняю – я омич. Даже езжу с местными номерами. — От региона «55» с номером «555» не каждый откажется. — Дело не в этом, просто забавное совпадение. Не я же число придумывал.
— Ваш город называют самым грязным и неблагоустроенным в России. Понимаете почему?
— Очень больная тема. Опять же, не хотел бы говорить неприятные вещи про родное место.
— Пока можно – там как раз мэра отстранили.
— Ну вот тот же спорт. Раньше было две школы, 14 команд в чемпионате города, две команды мастеров! Я в юности стремился в «Динамо» Омск – другой мечты и не было! Ходил на их матчи, мячи им подавал. А сейчас ничего нет – лишь бы уехать.
В городе всё пришло в упадок. Мне постоянно кто-то что-то присылает про Омск – сердце кровью обливается. Работы нет, материальных возможностей нет – и что в таких условиях развивать? Хотя и место, и люди прекрасные, лишь финансовый стоит действительно остро.
— Кто был самым жёстким тренером в вашей карьере?
— Палыч. Он был жёсткий, но справедливый.
— Не удивляет, когда и сейчас он, в своём возрасте, с красным лицом кричит на судей, прыгает через бортики?
— В этом же весь Палыч, за это его и любят. Это искренние эмоции. Такой Палыч – сложный, но настоящий. Поэтому и в «Локо» была семья.
— Это правда, что был эпизод, когда Марко Баша приехал, кинул бутсы администратору и сказал, что-то вроде «Ты помоешь».
— Всё так и было. В Баковке мы жили как одно целое, знали всех по именам – кто нам стирает вещи, кто гладит, кто на вахте работает, кто на кухне, кто посуду моет. Тогда мы Баше довольно жестко сказали, что его поведение для семьи неприемлемо.
— Кто был самым диким легионером?
— Бикей, наверное. Странный он, в команде не прижился. Меня огорчает другое: когда люди уезжают из страны, а потом начинают Россию грязью поливать.
— Типа Гарри О`Коннора, рассказывавшего о пьяной езде, взятках и огромных премиальных?
— Да, такой бред. Не знаю, под какими-то психотропными веществами он это говорил. Не было же такого. А если было – ну, Бог им всем судья.
— Расскажите про спор с Рахимовым, когда вы пообещали забить 12 голов.
— Да кто-то из болельщиков закинул на встрече, а я оказался прижатым к стенке. Обозначили сумму в $ 10 тысяч. Победный гол я тогда в последнем туре забил.
— Деньги отдал?
— Нет. Мы потом, когда играли с «Амкаром», напомнили ему. Ну, может сейчас в «Кайрат» перейдет — и отдаст.
— Сколько бы хотели забить за «Казанку»?
— Как можно больше. Но мне важнее другое. Хочется помочь молодым ребятам из «Казанки» заиграть в «Локомотива». Предостеречь их от ошибок, подкорректировать психологию.
Сейчас ведь другое поколение, с ними надо лавировать. Я уже все нотки и рычаги знаю, психологические. Думаю, проблем у нас не возникнет.
— Еще раз: футбол все так же на первом месте?
— Безусловно.
— А серфинг, бизнес, ресторан – это все дополнительно.
— Да. Рестораном родители занимаются. У меня был и есть только футбол. А сейчас появился путь, чтобы в него вернуться. Если бы я просто лежал на диване или рассекал по волнам – ничего бы не сошлось.
-----
Источник: https://www.championat.com/